Закончившаяся в Вологодской области навигация стала 30-й по счету для капитана обстановочного судна, жителя Белозерска Николая Югалова. В течение ноября в череповецком Музее природы проходила выставка фотографий, сделанных капитаном Югаловым за годы работы на теплоходе. О том, каков Волго-Балт сейчас, каким он был раньше и что изменилось на речном флоте, капитан и фотохудожник рассказал журналисту cherinfo.ru по дороге из Череповца в Белозерск.

— Николай Павлович, для начала объясните далекому от флота человеку, что такое обстановочное судно и чем вы занимаетесь…

— Мы обеспечиваем безопасность прохождения судов. Фактически мы дорожники, следим за исправностью дорожной обстановки, навигационного оборудования. Видишь, стоит километровый знак у обочины? Да, он кустами зарос, его не видно. То же самое у нас: береговой знак зарос, надо расчистить. Выходим на сушу, берем бензопилы, начинаем чистить. Порядка 250 знаков у меня, за всеми надо следить. Бывает, во время ледостава, вскрытия рек сбивает плавучие знаки. Надо поднимать. Сейчас техника, конечно, шагнула далеко вперед, есть вибропогружатели, легче стало работать, но все же от заката до рассвета мы этими делами занимаемся. Бригада у нас девять человек. Участок от устья Ковжи до Константиновских порогов, это граница Белозерского и Кирилловского районов. Там очень активное судоходство.

— А в чем вообще смысл этих знаков при наличии GPS и ГЛОНАСС? Раньше были маяки, но теперь ведь их нет, потому что все ориентируются по спутниковым системам…

— Это очень актуальный вопрос. Я расскажу на примере. Была у меня ситуация: дорогая яхта на мель села. Мы подходим, выясняем, чего и как. А там капитан смотрел в два «телевизора», а на канал и не смотрел, так прямо в берег и пришел. Вот ты на машине сейчас едешь, представь, тебе стекло занавесят и поставят «телевизор», сможешь вести автомобиль? Ну вот. Да, конечно, много навигационных систем, но не все точные, не на все можно положиться. Года три назад в Белом озере испытывали навигационную аппаратуру следующего поколения: на бакенах стоят передатчики, удаленно можно все смотреть, что работает, а что нет. Диспетчер все видит. Испытания прошли успешно, вроде бы с 2016-го собираются массово это внедрять. Но пока не идет речи о том, чтобы сами знаки навигации чем-то заменить.

— Хорошо, знаки стоят как положено, еще и спутники судно направляют, почему же они так часто на мель стали садиться?

— Сейчас в основном не в обстановке дело, а в том, что некоторые судоводители ничего не знают. В лоциях вообще не разбираются, знаки читать не умеют, даже дипломированные специалисты порой. Вот отсюда и посадки на мель, выходы за границы судового хода. И это еще поколения не поменялись. Старые капитаны уйдут, еще хуже будет. Раньше были утвержденные документы, постоянно учеба шла. Сегодня студенты как курсовики пишут? Скачал в Интернете — сделал. А раньше он в библиотеке сидел месяцами. Вот так же и тут, отсюда все проблемы. Плюс бюрократии много стало на флоте. У капитана вахтенных журналов порой не хватает, он должен без конца что-то писать, а не управлять теплоходом.

— А раньше как было?

— Я работаю на флоте с 1983 года. Сейчас новые условия совсем, страна поменялась.

— Так она давно поменялась…

— Это для вас она давно поменялась, а для нас совсем недавно. Раньше была цель построить коммунизм, а сейчас?.. В советские времена много делали спрямлений судового хода, с 1983-го до 1989 года канал стал короче на четыре километра, это специалистам о многом говорит. Повышалась эффективность грузоперевозок. Сейчас мы просто увеличиваем количество навигационных знаков, так как увеличивается количество мелей, дноуглубительные работы проводятся не в полном объеме. Все работы идут по конкурсам, тендерам. Раньше был заказчик — управление Волго-Балта, а подрядчик — череповецкий техучасток. И был порядок, все свою работу знали. А сейчас изыскательские работы некоторые организации на лодках проводят, кого только нет. Правда, флот все же обновляется. За последние два года мы получили четыре новых теплохода по программе обновления судов. Я получил новый теплоход «Беркут» с Московского судостроительного завода. На камбузе теперь кофе-машина есть, курилка есть, помещения для снабжения. Вахта у нас обычно длится неделю, поэтому бытовые условия, конечно, для нас очень важны.

— Знаю, что раньше этим же делом занимались ваш отец и дед…

— Да, в этой же бригаде работал мой отец, примерно в моем возрасте он получил новый теплоход. До этого здесь же работал мой дед. Он был основателем династии. Мой сын сейчас работает здесь же моим начальником, он окончил университет морского и речного флота имени адмирала Макарова в Петербурге. Он прораб, отвечает за обстановку на нескольких участках от Девятин до Торово. У меня только свой участок в 43 километра длиной, а у него все. Ну, срабатываемся.

— Остались какие-то детские воспоминания, связанные с Волго-Балтом?

— Раньше вместе с отцом и дедом мы ездили на лодке по бакенщикам, зарплату раздавали. Бакенщики жили поблизости от бакенов, они зажигали керосиновые лампы каждый вечер. У каждого был свой участок. Потом появились лампы накаливания. Батареи сухие на бакен весили по шесть килограммов, а нужно было шесть батарей, то есть 36 килограммов, и менять их приходилось по три-четыре раза за навигацию. Сейчас это 2,5 килограмма батарея на всю навигацию, светодиодные лампы. У нас база обстановочная сейчас находится на острове, где раньше жил мой дед, мои предки. Там было большое село Ковжа, сто домов. Всех расселили, когда строили Волго-Балт. Запомнил, что мой дед отсидел три года за то, что посадил судно на мель. Это не его участок был, попросили провести судно, а он согласился. Это 50-е годы были, тогда «ответственность» иначе понимали.

— Как пришла идея фотографировать и устраивать выставки?

— Это была немного безумная идея. Приятель делал музей природы в Белозерске, попросил у меня фотографии птиц, я дал. Потом как-то постепенно меня стали просить выставиться в Вологде, Шексне, Череповце. У меня много разных фотографий, они оказались востребованы. Например, фото про рыбалку: переметами как ловить, что такое зимний подледный лов, траловый лов. Я сам раньше ловил, отец этим же занимался и дед. Они специалисты высокого класса, могли сами построить лодку, сплести корзину, сделать любую снасть. Спрашивают у меня иногда, почему я выставку назвал «Рыбацкая доля», а не «Рыбацкое счастье». А ты попробуй полови как промысловик и узнаешь, что такое доля. Это любитель захотел порыбачить, погода хорошая — поехал. Плохая — не поехал. А промысловику надо ехать в любую погоду. Плачешь, но едешь. В Белозерске и сейчас еще много артелей рыболовецких осталось, они теперь только частными предпринимателями называются.

— За 30 лет работы на флоте не захотелось изменить что-то, перейти на другое судно, более прибыльное место?

— Предложения разные были… Мы вместе учились с ребятами, которые сейчас работают на иностранных судах. У одного зарплата 8000 долларов, у второго, чтобы подняться на мостик, есть лифт. Но тут я сам себе хозяин, а там у кого-то на побегушках. Надо просто делать свое дело, и делать его хорошо. Сейчас ответственность за все падает, а опасность остается, столько всяких инцидентов на воде происходит. Проблема в том, что нет престижа работников водного транспорта. Порядок определяет устав, а у нас действует старый устав, где написано, что я должен воспитывать команду в духе коммунизма. Я так и воспитываю: сказал — сделал, не сказал — не сделал. И чтобы сделал все хорошо. Не все это понимают.

— От самого канала глаз не устал?

— Нет, места красивые, каждый раз что-то по новому видишь, ничего привычным не стало. Каждую навигацию все по-новому.


Андрей Ненастьев

Фото: Николай Югалов