Центр инноваций социальной сферы, созданный на базе Агентства городского развития в Череповце, открыл набор в школу социального предпринимательства. Желающим заработать и одновременно решить социальные проблемы предлагают все виды помощи. Директор агентства бытовых услуг «Мэри Поппинс» Марина Шубина в 2000 году одной из первых в Череповце и без всякого обучения создала бизнес, который теперь называют социальным. Стоит ли учиться такому делу, есть ли от него прибыль, и бизнес ли это вообще — в интервью cherinfo.ru с Мариной Шубиной.

— Марина Владимировна, ваша фирма сегодня, наверное, единственная в Череповце, которая предлагает услуги по уходу за больными людьми. Не нужно быть специалистом, чтобы догадаться, что такие услуги очень востребованы. Почему бизнес не в полной мере удовлетворяет этот запрос?

— За 15 лет нашей работы в городе открывалось еще примерно 10—15 подобного рода предприятий, но в итоге остались только мы. Это очень тяжелая и не самая прибыльная работа. В свое время мне нужно было самой сидеть с маленьким ребенком, а бабушка и мама болели, вот и возникла идея такого агентства. Это очень сложное и ответственное дело. Сиделка не просто поправляет подушки, как некоторые думают. У нас чаще всего тяжелые больные: онкология, инсульты и так далее. Период реабилитации, если он вообще есть, очень длительный. Часто мы ухаживаем до угасания человека. Не каждый пойдет на такую работу, даже если ему будут платить большие деньги. Надо человека помыть, подмыть, обработать пролежни. Нужно и в духовном плане с ним пообщаться, часто бывает нужно подготовить его к смерти. Плюс работа с родственниками: многие очень привязаны к нашим пациентам. Родным очень тяжело, с ними тоже идет большая работа. У нас сейчас порядка 35—40 постоянных клиентов, кроме нас такие же услуги оказывает государственная социальная надомная служба. Понятно, что больных людей намного больше, но пока такая ситуация.

— Ваши услуги платные. Кто их заказывает?

— Обычно заказывают родственники больных людей, часто родственники, которые живут в других городах, за границей.

— В вашей работе, наверное, требуется определенная безоценочность по отношению к людям, но вы не воспринимаете такие действия своих клиентов, как попытку откупиться от ставшего ненужным старика?

— За 15 лет я видела совершенно разное отношение к родственникам. Я стараюсь никогда не осуждать людей, у всех свои ситуации, и мы не знаем, почему ситуация в конечном счете получилась именно такой. Да, бывают случаи, что вроде как заплатили деньги, и все, потом и не появляются. В таких случаях, конечно, старики очень переживают и расстраиваются, ведь о них не вспоминают. Ну, а есть клиенты, кто постоянно в командировках, работают, и они на самом деле не могут видеться. Есть у меня клиент, который всегда в разъездах, но очень часто звонит, спрашивает, как его родственник, просит писать СМС и так далее.

— Каким образом вы подбираете кадры? Вероятно, нужен какой-то особый подход, ведь сиделка получает ключи от квартир…

— У меня работают только женщины в возрасте от 40 до 60 лет, есть пенсионерки, есть инвалиды, но все это очень хорошие люди. Они любят свое дело, любят людей, поэтому они и работают здесь. Текучки кадров почти нет, штат у меня до 30 человек. Есть медики, которые учат моих сиделок, да и приходят в основном с опытом работы — из соцзащиты, санитарки, медсестры, кто-то за своими родственниками годами ухаживал. Каких-то специальных вопросов для собеседования у меня нет, я просто вижу по человеку, сможет она работать или нет. Иногда приходят и говорят: дайте любую работу, мне нужны деньги. Но у нас ведь не просто полы помыть. Важно, чтобы у человека не было брезгливости по отношению к пациентам. Контингент, можно сказать, сложный у нас. Но наши сиделки находят общий язык. Если вдруг за одну-две недели с начала работы не будет контакта с сиделкой, то мы можем ее заменить. Это бывает, но очень редко.

— У сиделок есть какое-то специальное образование?

— Мы не оказываем медицинских услуг, мы помогаем в быту, а это не требует какого-то особого образования. Если нужна медицинская помощь, мы отправляем в лицензированные медицинские центры. Мы, например, покупаем продукты, готовим пищу, покупаем лекарства, сопровождаем до врача. Наши сиделки постоянно дежурят в областной больнице, ухаживают за пациентами прямо в стационаре — в отделениях онкологии, неврологии, хирургии.

— Случается, что подопечный умирает у сиделки на руках?

— Это происходит постоянно. Очень сложная ситуация. Мы даем несколько дней сиделке, чтобы пришла в себя, я сама с ней пообщаюсь. Все равно ведь связь устанавливается между сиделкой и подопечным. Понятно, что сиделка — чужой человек, но часто больные лучше относятся к сиделкам, чем к родным. Родные уже и слушать не хотят, и устали, и относятся порой иначе. Сиделка, как я уже говорила, идет не ради денег в эту сферу, она идет ради любви к людям. Ко мне вот приходят: «Я хочу бабушкам помогать». Берет несколько человек и в течение дня всех проведает. Бабульки уже и сами у окошечка ждут, отвечают взаимностью. Поэтому, когда подопечный умирает, конечно, это тяжело. В целом работа очень напряженная — как физически, так и морально.

— Вы воспринимаете это как бизнес?

— Бизнес ли это? Да, бизнес. Но это и благотворительность. Мы можем иной раз и бесплатно помочь. Но чтобы быть меценатом, надо сначала заработать денег. Во всем мире такие услуги стоят очень дорого, они в принципе не могут быть бесплатны, потому что волонтеры с этим не справятся. Ни один волонтер не будет заниматься этим постоянно. Прибыль здесь невелика, мы зарабатываем только себе на жизнь. Вот у меня маленький офис в «Колибри», все клиенты и работники расписаны по времени, по очереди приходят. Изначально для меня это был бизнес. Я по профессии бухгалтер, в этой сфере никогда не работала. В 2000 году все приходилось делать методом тыка, в городе не было таких услуг, не было расценок, я все сама придумывала. Три года назад такие вещи назвали социальным предпринимательством. Я думаю, что это верное определение.

— Есть перспективы развития бизнеса?

— В Вологде просили открыть филиал, были даже заказы из Москвы, чтобы сиделок дать туда. В принципе, у нас есть сиделки, которые могли бы уехать. В больших городах, как мне удалось узнать, не хватает сиделок, а в Москве на этом рынке много сомнительных людей работает. Москвичи хотят спокойную русскую женщину из глубинки, чтобы она проживала с больным и ухаживала за ним. Мы также обеспечиваем уход за инвалидами, в том числе детьми. Есть и заказы на обычных нянек, чтобы сидеть с обычными детьми. Но эти заказы сейчас стали редкостью, неожиданно эта ниша освободилась. Нянями никто не хочет работать, я так думаю, потому что дети стали очень сложные, другое поколение. Педагог старой закалки вряд ли этих детей поймет. К тому же в первую очередь надо работать с родителями, а сейчас родители такие, что не очень любят, когда их чему-то учат. Все считают, что сами знают, как общаться с ребенком, как его воспитывать. Не так сложно говорить с детьми, как с родителями.

— Вы рассматривали какие-то непрофильные ниши для развития?

— Вышла интересная история, когда мы появились в Интернете. Как-то так сложилось, что по запросу «прачечная в Череповце» стали выскакивать мы как «агентство бытовых услуг». Как так случилось, я не знаю, но мне постоянно звонят и спрашивают про услуги прачечной. Не секрет, что в городе этот вопрос стоит крайне остро, прачечных просто нет. У нас даже больницы возили белье в Рыбинск. Потом в Рыбинске что-то сломалось, стали возить в Вологду. В Вологде стирают плохо и долго. Есть огромный спрос на эти услуги, и я всерьез думаю, чтобы этим заняться. Но мне бы хотелось получить какую-то помощь от города в плане помещения. Социальное предпринимательство, как его теперь называют, невозможно без помощи государства.


Андрей Ненастьев