Более 200 череповецких подростков, попавших в поле зрения социальных служб или правоохранительных органов, остро нуждаются в помощи специалистов-психологов. Речь идет только о выявленных случаях, когда дети оказываются в опасности или становятся опасны сами. За каждой из этих ситуаций стоят факты бытового насилия, алкоголизма, хулиганства, драк и банального «пакостничества». В рамках программы «Подросток» проекта «Дорога к дому» психологи пытаются изменить поведение юных нарушителей. Что удается, а что нет, и почему без помощи родителей здесь не справится даже гуру психоанализа, — об этом cherinfo.ru рассказала руководитель проекта «Служба «Подросток», психолог Елена Ливенцева.

— Елена Николаевна, с детьми какого возраста вы работаете? Какие правонарушения они совершают?

— Целевая группа проекта — семьи с детьми от 11 до 17 лет. Но в проект мы приглашаем и семьи с детьми младше, если совершено правонарушение средней и выше степени тяжести. Есть и шестилетки. Встречаются как административные, так и уголовные дела: уничтожение чужого имущества (бьют и царапают машины), разбой и нападение, воровство в магазинах, вымогательство денег. Из-за возраста дети не несут уголовной ответственности, и часто все заканчивается тем, что родители отвечают за их деяния штрафами, а дети ни за что не отвечают вообще. Формируются стереотипы: «Мне ничего не будет» и «Все меня ненавидят». Есть дети, не посещающие школу, с тяжелой формой компьютерной зависимости, есть и те, кто уже лечился в наркологии. Все они разделены по группам.

— Каковы общие принципы работы?

— Работа ведется по трем направлениям. Во-первых, это работа с семьями, где дети совершили правонарушение или пострадали от правонарушений. Во-вторых, мы проводим восстановительные программы в случаях конфликта. Программы помогают детям разобраться в себе, осознать ответственность за свои поступки, восстановить взаимоотношения с окружающими. В-третьих, создаем и поддерживаем школьные службы примирения. В прошлом году мы поняли, что остро не хватает реабилитационного досуга для несовершеннолетних. Стали сотрудничать с Фондом поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации.

— Что такое восстановительные программы и реабилитационный досуг?

— Восстановительные программы проводятся в ситуациях конфликта между двумя сторонами. Это могут быть два школьника, ученик и учитель, ученик и класс, несовершеннолетний и его родители. Ребенок начинает лучше понимать себя и другую сторону, учится договариваться, выражать свои намерения словами, прогнозировать последствия своих действий, нести ответственность.

Реабилитационный досуг — это различные тренинги, походы, образовательная и спортивная деятельность. Все нацелено на то, чтобы ребенок вернулся в социум, научился доверять окружающим, преодолевать трудности. Дети посещают скалодромы, девять человек летом испытали себя в настоящих скалах в Карелии. В августе-сентябре мы провели восемь велопрогулок для подростков с инструктором Александром Губановым. В сентябре ходили в походы с веревочными курсами. Благодаря фонду купили оборудование для туристических выездов. Партнеры-добровольцы, например «Боевое братство», проводят занятия по рукопашному бою, стрельбе, владению ножом. Профессионалы, спортсмены учат ребят управлять своими эмоциями, защищать других людей. Проходят курсы по оказанию экстренной медицинской помощи, безопасному поведению на природе и в быту. Занятия проводят члены общества спасания на водах и специалисты МЧС. Молва о такой деятельности распространяется быстро. Сейчас к нам приходят семьи, до которых мы раньше не могли достучаться.

— Сколько специалистов занимаются с подростками?

— Кроме руководителя работают семь специалистов — психологи, кураторы по работе с семьей, ведущие восстановительных программ. Помощь наших специалистов получили более 400 подростков и свыше 250 родителей. Все специалисты владеют знаниями и навыками социальной работы, технологиями ведения случая, кризисным консультированием. Каждый имеет соответствующее образование, постоянно повышает квалификацию. Добровольцы тоже проходят обучение, чтобы не навредить ни себе, ни детям. В городе 52 тысячи детей, и каждый подросток так или иначе нуждается в помощи, а порядка 200 подростков остро нуждаются в помощи специалистов. Наши специалисты перегружены.

— В чем принципиальное отличие методики проекта «Подросток» от других подобных программ?

— Наши специалисты работают по технологии ведения случая: с семьей составляется реабилитационная программа, где каждый член семьи ставит свою задачу, определяет результаты, которых бы он хотел достичь. Но не всем семьям такая идея понятна и нравится. Многие родители отказываются от примирительных программ, воспринимают их со страхом.

— Как вообще семьи и дети попадают в проект?

— Есть родители, которые бьют тревогу и сами обращаются за консультацией, когда у ребенка появилась первая тройка. Но большинство приходят к нам по решению комиссии по делам несовершеннолетних или по направлению из школы. Часто просто говорят: «Сделайте что-нибудь с ребенком». Отмечу, наша работа строится на добровольных началах, и половина родителей просто отказывается от участия в проекте. Конечно, для этого нужно измениться самим, изменить взаимоотношения с ребенком. Это нелегкий и кропотливый труд. После того как ребенок совершит правонарушение или преступление, родители зачастую не знают, как реагировать. Иногда они тоже уходят в стереотип обвинения всех и изолируются от помощи. Им тоже нужно помочь. Мы считаем, что прежде всего следует работать с детьми, впервые совершившими преступление. Пока у семьи достаточно ресурсов, пока есть вера в успех. Семье, прошедшей точку «невозврата», очень трудно содействовать.

— Кто обычно приходит с ребенком — мать, отец или оба?

— Если возникают какие-то сомнения, то именно маме нужно идти к специалисту, наполняться идеями, мыслями, новыми знаниями. К сожалению, у некоторых родителей существуют мнение, что кто-то за них должен принимать решения: школа, психологи, полиция. Если такие родители заявляют, что от них ничего не зависит, опускают руки, то и ребенок теряет опору. Дети начинают искать тех, кто будет ими управлять, — сверстников, компьютер, наркотики… Мы убеждаем родителей, что именно они должны идти за помощью, хотя для многих эта мысль нова. Для родителей мы проводим лекции о базовых потребностях ребенка, о том, на что он может рассчитывать в семье, на какие карманные средства, какие у него должны быть обязанности и ответственность. Учим взрослых управлять своими эмоциями, выходить из конфликтных ситуаций.

— Все же насколько активны отцы?

— Папы стали к нам приходить благодаря занятиям на скалодроме. Приходят еще и на велопрогулки, собирают детей в поход. Я нередко видела, как дети уговаривали пап прийти на какие-нибудь занятия. Но, к сожалению, часто папы детей, с которыми мы работаем, живут в других семьях. Часто мы напоминаем им о детях, убеждая в том, что их самоизоляция учит детей не нести ответственность за свои поступки.

— Вы работаете только с проблемными семьями?

— Это разделение очень условно. Очень много так называемых благополучных семей, но если посмотреть вглубь… Часто в периоды эмоционального становления детей в семьях происходил кризис: развод, потеря работы, потеря близких. В эти моменты дети оставались наедине с собой, стараясь не мешать родителям. А те, в свою очередь, успокаивали и успокаивают себя тем, что все хорошо, и часто не замечают первых тревожных звонков.


Светлана Долгова